Кенты что значит: Недопустимое название — Викисловарь

Анализ имени Kent

Имя Kent состоит из 4 букв. Имена из четырех букв говорят об уме и практичности. Такие люди отличаются спокойствием и уравновешенностью, что всегда производит самое выгодное впечатление. То же касается и их внешнего облика – ничего вычурного, кричаще безвкусного. Проанализировав значение каждой буквы в имени Kent можно понять его тайный смысл и скрытое значение.

Значение имени Kent в нумерологии

Нумерология имени Kent может подсказать не только главные качества и характер человека. Но и определить его судьбу, показать успех в личной жизни, дать сведения о карьере, расшифровать судьбоносные знаки и даже предсказать будущее. Число имени Kent в нумерологии — 5. Девиз имени Kent и пятерок по жизни: «Я свободен, как птица!»

• Планета-покровитель для имени Kent — Меркурий.
• Знак зодиака для имени Kent
  — Близнецы, Водолей.
• Камни-талисманы для имени Kent — александрит, сердолик, гелиодор, перидот, цинкит.

«Пятерка» в нумерологическом ядре – это признак стремления к абсолютной свободе и полного неприятия любых правил и ограничений.
«Пятерка» в числах имени – Числе Выражения, Числе Души и Числе внешнего облика – свидетельство наличия характерных для этого числа способностей. В частности – умения находить общий язык со всеми, кто представляет интерес. Люди с именем Kent, которым покровительствует число 5 в нумерологии, имеют выраженные способности к коммерции, поэтому и интересы их зачастую сосредоточены в этом направлении.
Любители приключений, пятерки ценят острые ощущения и перемены в жизни. Эти люди не терпят однообразия, быстро теряя интерес к любой монотонной деятельности. Часто они непредсказуемы, способны быстро изменить свое мнение, а потому не отличаются надежностью.
Пятерка по имени Kent — это яркая индивидуальность. Она может быть окружена друзьями, но очень хорошо справляется со всеми проблемами самостоятельно. Часто рождаются гении. Существуют два типа Пятерок. Это может быть человек с сильной волей, уверенный в себе. И наоборот, слабохарактерный, но талантливый, который раздает свои таланты всем подряд. Пятерка часто ленится, не любит длительные нагрузки, более спринтер, чем бегун на длинные дистанции. Поэтому Пятерке легче и лучше обучаться чему-то интенсивным методом. Пятерка — это число вдохновения, служит Музой для окружающих. Пятерка по имени Kent всегда находится в движении, не выносит рутины, не может долго оставаться в четырех стенах. Пятерка имеет хорошую интуицию. Очень восприимчива к запахам и вкусам. Увлечение мистикой может дать Пятерке недостающее в жизни приключение. Скука и рутина ее враги, поэтому порадовать Пятерку с именем Kent может свобода и новые впечатления.

• Влияние имени Kent на профессию и карьеру. Несмотря на довольно солидный багаж врожденных качеств, возможностей для профессиональной самореализации не слишком много. Оптимальный вариант, который предлагает число пять, – собственный бизнес, соответствующий интересам. Такой, где на каждом этапе будут возникать ситуации, требующие применения всех способностей и талантов. Подходящие профессии: реформатор, изобретатель, фрилансер, фотограф. Любые профессии, связанные с командировками.
• Влияние имени Kent на личную жизнь. Личная жизнь «пятерок» часто становится предметом живейшего интереса и постоянного обсуждения для их друзей и знакомых. Пятерки очень свободолюбивы, не любят ограничения и во всем проявляют свою независимость. Идеальную вторую половинку им найти сложно, и делать это они могут достаточно долго. Им нужен партнер, который будет доверять им и принимать их желание разнообразить свою жизнь. Пятеркам с именем Kent подходят тройки, семерки и девятки.

Планета покровитель имени Kent

Число 5 для имени Kent означает планету Меркурий. Люди этого типа обладают в высшей степени живым и изворотливым умом. Носители имени Kent склонны проявлять инициативу, любят новизну и частую перемену обстановки. Им чужда рутина. Люди с именем Kent берутся за любую работу, и та буквально горит у них в руках. Все у Меркуриев получается, все спорится. Стремительность у них просто в крови. Владельцы имени Kent все быстро делают, быстро думают, быстро принимают решения. Люди по имени Kent, находящиеся под влиянием планеты Меркурий, тянутся к знаниям, самокритичны и умеют критиковать друзей, но делают это мягко и к месту, ничем не обижая человека. Как правило, у них все получается, но если вдруг их постигает неудача в делах, то они довольно быстро впадают в уныние. Обаяние, которым обладают люди с именем Kent, заменяет им многие другие качества, необходимые в семейной жизни. Они не любят вести хозяйство, но проявляют интерес ко всем сторонам жизни. Люди этого типа находят общий язык с представителями практически всех типов.

Знаки зодиака имени Kent

Для имени Kent подходят следующие знаки зодиака:

Цвет имени Kent

Голубой цвет имени Kent. Люди с именем Kent, носящие голубой цвет, доверчивы и талантливы. Обладатели имени Kent не любят конфликтов, поэтому обходят их стороной – готовы даже попросить прощения у обидчика, только чтобы никто не таил в душе на них злость. С носителями имени Kent очень легко дружить и работать, но вот в семье у них часто бывают размолвки, так как они готовы бросить всё ради друзей, попавших якобы в беду. Но, как только друг спасён, то извинение перед домашними будет столь искренним, что невозможно их не простить. Положительные черты характера для имени Kent – творчество и креативность, бесконфликтность. Отрицательные черты характера имени Kent – некоторая безответственность и зависимость от мнения других.

Видео значение имени Kent

Вы согласны с описанием и значением имени Kent? Какую судьбу, характер и национальность имеют ваши знакомые с именем Kent? Каких известных и успешных людей с именем Kent вы еще знаете? Будем рады обсудить имя Kent более подробно с посетителями нашего сайта в комментариях ниже.

Если вы нашли ошибку в описании имени, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Встреча с постановщиком и режиссером Джонатаном Кентом и художником Полом Брауном

Не прошло и недели после последней встречи с режиссером Грэмом Виком, с которым, кстати, Пол Браун, который стоит рядом со мной, художник постановщик. Он поставил с Грэмом Виком замечательный спектакль «Волшебная флейта» в Москве. В нашем театре Пол Браун дважды поставил спектакли с Джонатаном Кентом — знаменитым режиссером.

Джонатан Кент: Это был спектакль «Электра». Замечательный спектакль, очень интересный, напряженный, драматичный. Этот драматизм, вообще взгляд режиссера, который работает в музыкальном, театре немножко с драматических позиций отличает, может быть, работу Джонатана Кента, который начал свою карьеру актером и очень много работал в театре драматическом. Я надеюсь, что это встреча будет тоже интересной. Судя по тому, сколько народу пришло всем интересно. И надеюсь, что наше сотрудничество и в плане общения с вами и в плане работы с замечательным режиссером и с замечательным художником-постановщиком тоже будет в этом году, продолжится. Спасибо.

Ну, коллеги, очевидно, что мы построим менее формально, чем раньше наши встречи. Мы встречались до сих пор в актовом зале университета, в большом торжественно зале с мультимедийным показом и таким сообщением, в общем, почти монологом. Это было очень интересно и потом задавались вопросы. Но сегодня мы в вашем распоряжении абсолютно и вы можете построить общение с нами в любой удобной форме. В форме ли просто такой беседы или сразу же в вопросах-ответах, или в форме такой, ну, своеобразной лекции, рассказе о том, как вы видите сегодняшний театр и взаимодействие с Россией, с русским искусством. Любые темы хороши, любые формы взаимоотношения нашего хороши, поскольку такие встречи — это новый и очень интересный ресурс для факультета искусств, который позволяет нам просто немного шире увидеть мир за границами наших мастерский и аудиторий. Вообще слово вам и мы принимаем вашу альтернативу.

Всем доброе утро. Вот у нас уже получился диалог. Чтобы я хотел сделать, это действительно иметь беседу с вами. Я немножко расскажу вам о том, как мы подошли к постановке оперы Die Frau ohne Schatten («Женщина без тени»), которую возможно кто-то из вас видел, но полезнее всего вам будет просто узнать, как мы работаем вместе и как мы подходим к материалу. Конкретно к этой опере, потому что это отражение того, как мы в принципе подходим к материалу. Мы вместе уже работаем примерно 15 лет. Я думаю, что отношения между режиссером и художником — это основное в нашей работе и первейшее, что определяет произведение.

Будь то опера или драма.

В драме мы тоже много работаем. Я начну с Frau ohne Schatten. Вы наверняка знаете, что это произведение было написано во время интеллектуального рассвета, во время первой мировой войны в Вене. С, конечно, воздействием и Фрейда и Шопенгауэра и Юнга.

Это экстраординарный мир и мир перед Первой мировой войной в Вене. В каком-то смысле, это совершенно невозможное произведение, которое невозможно себе представить, потому что оно занимает два мира и в нем есть даже взаимодействие с третьим миром. Есть мир воображения и есть повседневный мир. И потом, там есть связь с этим третьим миром достаточно непонятным. Толи это Бог, толи это какие-то высшие силы. Ну, это больше какой-то мифический персонаж, как в волшебнике страны Оз, какой-то непонятный персонаж. И опера включает в себя и какие-то восточные влияния, и, как я сказал ранее, идею Шопенгауэра о том, что в каждом человеке заложено желание продолжать свой род. И это центральная идея произведения, но оно представляет и другие проблемы. Это совершенно самая прекрасная музыка — Штраус. Но либретто очень сложное, очень тяжелое. Когда мы два года назад начали разговаривать об этом произведении, мы были сразу уверены, что нам нужно два разных мира.

Это дар драмы, что вы можете совместить два совершенно разных мира, которые могут вступать во взаимодействие и соревноваться друг с другом. Не как в греческой драме, которая была в одном месте в одно время. Как и в «Электре» с «Frau ohne Schatten» — «женщиной без тени» мы могли создать два мира. Мы смогли показать два конфликтующий друг с другом мира. Это уже драма. И с этой постановкой так получилось, что это был мир воображения и мир реальности. И конечно, это еще имеет отношение к тому, как люди ведут себя в этих двух разных пространствах. В одном мире — мире героя Барака — всё действительно, реально — предметы, поведение. И единственное что имеет отношение к воображению — это переживания женщины, его жены, которая застряла в этой реальности, которая увязла в этой реальности. И в итоге что происходит — это то, что два этих мира в конце оперы соединяются и становятся одним миром.

Таким образом, наша современная повседневная жизнь слилась с миром воображения. И финал оперы — это финал надежды. Вот почему мы решили закончить нашу оперу, нашу постановку тем, что у нас есть множество пар — 50 человек, которые идут навстречу зрителю. И таким образом они формируют собой единство с публикой. В «Электре» есть похожая идея. Если говорить о структуре оперы в «Женщине без тени» — это множество разных сцен, которые сменяют одна другую и в конце сходятся вместе. В «Электре» все действие разворачивается в одной сцене, в одном мире, в котором нет спасения для главной героини. Но в этом мире тоже есть конфликт. Конфликт между миром богатым и миром бедности, между красотой и уродством. Разделение было очевидным, это было горизонтальное разделение.

Электра живет в подвале, в этой грязи, а на верхнем этаже живет ее мать в роскоши. И психологически, и действительно, и физически мы видим, как два этих мира сталкиваются и сходятся в конфликте. Вот это, собственно, и есть наша работа: вывести наружу два конфликтующих начала. И это именно зажигает и возбуждает публику.

Это то, как мы начинаем работать: мы придумываем идеи и думаем, как заставить их говорить, как сделать из этого манифест. В «Женщине без тени», поскольку мы уже работали здесь над «Электрой», и мы делали постановку специально для Мариинского театра в Санкт-Петербурге. Мы хотели создать два этих мира, которые, как мы надеялись, были бы знакомы и понятны именно Санкт-Петербургской публике. Таким образом, мир героя Барака — это современный понятный жителям любого города мир. А когда мы были, здесь работая над «Электрой» мы жили в отеле Амбассадор около театра. И каждый день по дороге на работу мы проходили магазин, который продавал товары, сделанные из полудрагоценных камней. И мы всегда смотрели на витрину, проходя этот магазин. И, опять-таки, в этом тоже был конфликт: холодный, серый день санкт-петербургский и вот в этой витрине мы видели какой-то другой мир, волшебный, очень особенный мир. И когда мы начали работу, эти идеи появились. Это очень тонкая грань в работе между художником и режиссером. Существуют истории когда режиссер целиком придумывает идею, а художник только иллюстрирует ее. И это вполне имеющий право на существование способ, но мы работаем по-другому. У нас получается синтез работы, мы даем друг другу пищу для размышления и один определяет работу другого.

Вот, наверное, почему мы так много ссоримся. Но если постановка действительно успешная, то, получается, что невозможно отделить работу режиссера от работы художника. Они вливаются друг в друга и непонятно, где заканчивается одна и начинается другая. Наши постановки создаются именно в дискуссии, которые приводят, в частности, к определенным визуальным картинам. И когда человек может открытым иметь этот процесс, лучше как можно более длинный период времени держать этот процесс открытым, потому что как только художник начинает работать с бумагой, с какими-то материалами, с моделями, сразу вариантов становиться все меньше и меньше. Потому что именно первый этап самый важный и самый… и тот, который дает больше всего награды. Этап, когда все возможно, когда полет фантазии, разрешает все, что угодно. И всегда это должно рождаться от пьесы от музыки, от того исходного материала, который есть у художника. Потому что главная идея, будь то драма или опера, это провести публику через вот это произведение, которое есть изначально. Потому что произведение основывается именно на повествовании, это не музей, не мертвое искусство, это искусство, которое рассказывает.

Потому что нам повезло с профессией, потому что мы берем что-то, что уже существует. Потому что мне не нужно просыпаясь утром думать, что я создаю, поскольку мир — это не пустое полотно. У вас уже есть что-то, на что вы реагируете, у вас есть музыка, у вас есть история, у вас есть пьеса. И я очень часто повторяю себе, что это то, откуда мы все появились.

Я не знаю, сколько из вас человек потенциальные режиссеры, потенциальные художники, потенциальные актеры.

Иван Уралов: Можно это сказать, можно это сказать.

На самом деле мы очень разные и очень интересно понять ваше, так сказать, ваше мнение относительно того, может ли осуществляться синтез искусств в границах вот такого сложного факультета. Я сам хорошо знаю, что такое синтез искусств, потому что всю жизнь работаю как монументалист-архитектор и я работаю в таком же вот коллективе друзей. Но мы-то учим ребят на разных направлениях, на разных программах. У нас есть актеры, актеры драматического театра и кино, у нас есть художники кино, художники по костюмам, художники-постановщики, художники-мультипликаторы, у нас есть специалисты в области прикладной информатики в искусстве и у нас есть дизайн, дизайн средовой и дизайн графический. Есть искусство реставрации, реставрация архитектуры, прикладного искусства, росписи, скульптуры и так далее. Почти вот такой спектр. Такой вот спектр, понимаете.

И конечно какие-то междисциплинарные отношения были бы очень полезны, поскольку у нас, например, нет художников, мы не учим сценографов. Буквально так. Но у нас есть актеры. Каким образом, вы представляете, могут взаимодействовать, в общем, такие узконаправленные профессии в границах одного факультета. Вот если так вот говорить о том каковы мы для того чтоб вы знали.

Пол Браун: Конечно, специализация необыкновенно важна именно в смысле выбора профессии. Вам нужно выбрать направление, в котором развивать профессию. Но нам нужно быть всегда открытыми и не специализироваться слишком конкретно на одном каком-то деле. Материал, с которым мы, например, работаем — это очень разный материал, который варьируется от материала 21-го века до материала древнейших времен. И задания для нас художественные разнятся от сцен очень маленьких до огромных сцен. И если я что-то и узнал за время работы в своей профессии — это то, что я не знаю всего, вообще-то вообще не очень много знаю.

И что мне нужно делать в своей работе — это, в частности, пытаться вытащить творческое начало из других людей. И если вы приходите в место как Мариинский театр, и это совершенно удивительное место. Талант и способности людей, которые там работают. А моя работа — это действительно выпустить эти таланты. Я вручную ничего не сделал: не сделал ни единого парика, не сделал ни единого костюма. Это все делается теми людьми, которые работают в театре. Наша работа делится на два этапа: сначала мы сидим в студии вдвоем, обсуждаем и придумываем идеи, картинки. Но потом, когда вы оказываетесь в реальном пространстве, в репетиционном процессе — это совершенно другая работа. Джонатан на сцене всегда пытается раскрыть актеров, раскрыть певцов и раскрыть тогда каким будет шоу. Вот это действительно то, что мы делаем. Мы в каком-то смысле открыватели. Поэтому вы можете заниматься своей узкой специализацией, но, пожалуйста, имейте свои глаза и свои сердца открытыми как можно больше.

Джонатан Кент: Я думаю о постановке как о каком-то корабле. Мы начинаем строить его, когда мы работаем вместе над идеями, но чтобы корабль поплыл, он требует огромной команды. И важная идея — это заразить людей, чтобы они захотели пойти в это плавание. Не заставить их, это не рабство. Вы должны заразить людей, сделать так, чтобы они сами захотели пойти в это путешествие. И действительно успешным становиться это тогда, когда каждый чувствует себя хозяином, чувствует себя частью этой постановки, чувствует, что постановка принадлежит им. Не режиссеру, не художнику, а каждому конкретному участнику ее. И в особенности в театре я всегда думаю, что самое важное, чтобы актеры чувствовали, что представление создается ими. В каком-то смысле, это немножко манипуляция, но лучше всего, самая успешная постановка, это когда актерам кажется, что это они все придумали. Конечно, было бы глупо не вступать во взаимодействие с актерами, и иногда случается так, что вы только ведете актера, а самый последний и значительный прыжок он делает сам. И я думаю, что враг хорошего театра и оперы — это когда люди чувствуют себя просто куклами, марионетками. Потому что тогда это уже в, каком-то смысле, уже мертвый театр, даже когда это происходит прямо на сцене. Каждый, кто участвует в театре, он должен чувствовать свою ответственность за этот спектакль, чувствовать, что он отдает свою фантазию, свой талант и свой энтузиазм, и свое отношение, отдает себя этому произведению, отдают себя публике. На самом деле, я предпочитаю, чтобы вы говорили. Вы можете сказать все, о чем думаете или задать какие-то вопросы. Кто-нибудь видел «Женщину без тени»?

….Неразборчивые ответы из зала…

Джонатан Кент: Может быть, вам не понравилось, но я бы хотел услышать какие-нибудь ваши вопросы, кто-то видимо видел только репетицию, которая конечно не была лучшего качества, возможно. Может быть, у вас возникли какие-то вопросы, может быть, что-то было непонятно, потому что это может быть началом диалога. Есть ли какие-нибудь впечатления, вопросы? Это было так плохо?

— Я бы хотела сказать несколько слов. Я преподаватель на кафедре информационных систем в области науки и искусств. Наши студенты как раз и были на вашей репетиции. На нашей кафедре, на нашей специализации аудио-видео дизайн выполняются как раз те технологические проекты, которые сродни тем, которые использовались в вашей постановке. Это 3D-проекция, это спецэффекты, которые делаются в Adobe Premiere и потом визуализируются. И нашим студентам было чрезвычайно интересно увидеть все технологии, которые применяются при съемке этого спектакля, этой оперы. Они видели уникальное ТЖК фирмы Sony, они увидели программу, в которой работают те, кто обеспечивают ваш спектакль, и, конечно, не все, но многие заинтересовались возможностью работы в музыкальном или драматическом театре с использованием этих технологий, поэтому мы вам очень благодарны, студенты, скорее всего, нескольку смущены, но я думаю, через некоторое время они смогут задать вам вопросы.

Джонатан Кент: Что касается проекций в опере интересно то, что мы оба, несмотря на то, что мы использовали ранее проекции, мы использовали их не так много. Проекция не должна быть просто иллюстрацией. В каком-то смысле запись, проекция — это всегда противопоставление реальному театру. Потому что пленка — это уже история, это запись того, что уже случилось, а театр он происходит именно тогда, когда мы смотрим. И это именно потенциал театра. И сила театра в том, что мы живем вместе с театром, когда он происходит перед нами, мы страдаем, умираем с артистами. Все происходит в реальном времени и между пленкой, между записью проекции и реальным театром есть вот это противоречие.

Но в этом случае, это был первый случай, когда мы работали с Ниной Дан — автором этих видео проекций. К сожалению, ей надо было раньше вернуться в Лондон. Очень жалко, потому что вам, наверное, было бы интересно пообщаться и с ней. Что для нас было очень радостным в этой постановке, это то, что проекция стала действительно эмоциональной поддержкой спектакля и способом даже оживить сцены и воображение. И создать очень сильный контраст вот этого мира воображения и мира Барака. Это не только видео-проекция, но и другие способы, например, есть тюль во всех сценах мира фантазии. Это тоже способ отдалить вот этот мир фантазии. Мы надеемся, мы будем еще с Ниной работать, потому что вот эти проекции — это новая работа, это тоже было новое путешествие для нас. Мы узнали о новых потенциалах этой работы.

Потому что сейчас мы находимся на достаточно интересном этапе развития театрального искусства в этом аспекте, потому что проекции становятся… Все больше и больше людей используют проекции в своих спектаклях, это становится интересным способом взаимодействия. Может быть, в каком-то смысле это как момент, когда впервые стали использовать электричество. Но самое важное — это взаимодействовать как для нас для всех, чтобы проекции были частью. И как мне кажется то, что у Нины получилось замечательно — это то, что она была частью всей постановки. Не просто каким-то дополнительным эффектом, который потом добавился. Но что-то что бьется сердцем внутри постановки. И вот то, о чем все дисциплины все, что происходит, все, что вы изучаете, это все для постановок. И это и танец, и инженерия — это все для того, чтобы вот этот корабль поплыл в свое плавание. Чтобы публика увидела одно единое путешествие, а не просто какие-то отдельные части спектакля.

Опасность, в частности в Англии, в том, что проекции сейчас используются очень много и они стали своего рода клише. И они используются иногда, как мне кажется, довольно лениво, потому что это очень быстрый, очень легкий способ показать зрителю, что это за мир, где мы сейчас находимся вместо того, чтобы взаимодействовать с публикой и демонстрировать это декорациями и самой постановкой. Проекции нужно использовать очень аккуратно, потому что, как я уже сказал, они достаточно противоречивы. Потому что они кроме этого еще очень тонкая форма, потому что они в двух плоскостях идут, а мир у нас, театр имеет три пространства, три измерения.

Пол Браун: Например, когда вы создаете фильм, вы монтируете — таким образом, оператор говорит вам куда смотреть. Вот таким образом оператор может сфокусировать внимание публики на глазах персонажа или на пейзаже. А в театре вы создаете это огромное пространство, где каждый зритель решает сам, куда ему смотреть и что ему чувствовать. Правильный ответ на этот вопрос это то, что вы должны чувствовать музыку и должны сами решать, куда вам фокусировать свое внимание.

Джонатан Кент: Вчера мы делали запись спектакля и будем в субботу делать продолжение. Мы хотим сделать DVD вариант этого спектакля. И очень интересно, какие проблемы в связи с этим поднимаются — весьма неожиданные проблемы. Те, кто видел постановку, знают, что все сцены этого мира фантазии, все эти сцены мира императора, они очень театральны и у них есть вот это вот искусственное качество, которое очень сложно перевести на пленку. На пленке очень хорошо выглядели все сцены Барака, все сцены реального мира, которые выглядели совершенно как современный фильм. Но найти способ перенести на пленку вот эти вот более театрализованные сцены, вот этот искусственный мир это очень сложно, потому что пленка, она не в своей тарелке в этой чрезмерной театральности.

Пол Браун: Это то, что публика принимает, когда она смотрит спектакль. Но на экране нам придется создавать другими эффектами уже, не сценическими, чтобы это было уже более приемлемо, более понятно публике.

Джонатан Кент: В вашей стране вы много пользуетесь видео-проекциями в театре и опере? — Нет, только в Мариинском.

Ответы из зала: Нет.

Джонатан Кент: А в драме?

Ответы из зала: Нет.

— У нас есть большая группа Андрея Могучего, которая замечательно работает со всеми современными техническими средствами с Александринским театром. Все проекты Андрея Могучего знают, и это может быть даже уже вчерашний день.

Джонатан Кент: — Да, как я сказал, в Англии это тоже уже стало клише. И в этом и есть опасность использования. С другой стороны, было бы глупо отказаться от какого-то элемента, который мог бы помочь в нашем современной мире в театре. Театр должен оставаться живым в центре культуры, поэтому он должен включать в себя все элементы современного мира, но вы правы, это может легко выглядеть уже устаревшим.

Пол Браун: Это наша работа будет когда-то вашей работой — снова создавать что-то. Нужно признавать и знать, что случилось в прошлом, но вы конкурентоспособны, потому что вы молоды, потому что у вас будет что-то новое, для того чтобы сказать. И новые способы высказаться.

И это замечательно, что театр сейчас происходит и в новых пространствах, он выходит из зданий театра, из театральных институтов. Мы работали в постановках на фабриках, где угодно, в разных пространствах. Что-то из этого может быть уже клише, но это неудобно. И важно, что публике в таких пространствах неудобно. Мне кажется, что когда пространство слишком знакомо публике это мешает творческому процессу. Потому что это живой процесс и он должен давать вызов публике, если вы слишком много этим пользуетесь, то вы можете потерять свою публику. Но мода понимать театр, делать какие-то постановки не в здании театра — это способ дать что-то новое публике, способ по-новому зажечь публику, потому что это театр, и иногда есть опасность в том, что он заставит некоторую часть публики чувствовать, что это не для них, это для кого-то другого. И иногда мы сами закрываем двери нашей публике, поэтому как можно больше нужно открывать театр для народа, давая им новый доступ, стимулируя их на походы в театр. И это, конечно, лучше для нас.

— Вот, например, Питер Гринуэй — он получил художественное образование, и это подействовало на его способ выражения в кино, на художественные какие-то решения. И мне вот интересно, какие художники на вас повлияли и продиктовали новые способы решения пластического, может быть, или в плане идей, и какой для вас в вашей творческой деятельности был самый большой эксперимент?

Переводчик: Насколько я поняла вопрос и постаралась его передать это то, что вопрос состоял из двух вопросов. Первый вопрос был о том, какие художники повлияли на формирование Джонатана и Пола как авторов. И второй вопрос был «какой самый большой эксперимент они имели на сцене? Что было самым, может быть рискованным способом поставить спектакль, какой у них был опыт?».

Джонатан Кент: Самое сложная вещь, которую мы когда-либо делали, это пьеса Ибсена, которую никогда не ставили точно в Британии и здесь наверняка тоже никогда не ставили. Отчасти потому что она длится 9 часов. Именно. Ну мы решили сократить ее до 5 часов. Это совершенно фантастическое, эпохальное полотно, которое иллюстрирует собой целые эпохи. Которая посвящена императору Юлиану в 4 веке, который был императором Святой Римской империи и во время своего правительства он отказался, и это все исторические события, он отказался от своего императорства и стал проповедником, он ушел в религию, но в языческую. И в конце его, после того как он был 10 лет императором, после этого он отказался и потом был убит. Но если бы его не убили, мы бы были языческой культурой, потому что христианство было политическим движением и было отчасти способом колонизирования Европы. Таким образом, эта пьеса, которую Ибсен считал своей самой великой пьесой, которую никогда не ставили. Мы ее будем ставить в национальном театре в Лондоне. Она покрывает собой 25 лет истории, путешествует от Константинополя по Средней Азии. И это дебаты, которые разворачиваются на востоке касательно религии, ну, и соответственно, это практически невозможно поставить. И чему свидетельство, что ее никогда раньше не ставили. И в каком-то смысле, мне кажется, что это будет самым большим экспериментом и, наверное, и для меня, и для Пола.

Что мы еще делали вместе это то, что мы создавали театры, создавали пространство специально для наших постановок. Например, мы делали два спектакля «Ричард III» и «Кориолан» с одной и той же компанией. Мы создали театр для 900 зрителей на электрической станции. Потом мы возили на гастроли этот спектакль в Японию и в Америку, но смысл для нас был в том, что мы создавали отдельный театр специально для этих двух пьес. Это было замечательно здание конца 19-го, начала 20-го веков, которое мы отчасти разрушили, отчасти изменили и потом построили внутри аудиторию специально для этих двух постановок. Это тоже было одним из главных экспериментов, и я до сих пор прибываю в шоке, что у нас это получилось. Но то, что у нас это получилось — это очень радующий, дающий удовлетворение факт.

А что касается того, что на меня повлияло при формировании меня как художника

Я вырос в Южной Африке. И приехал в Англию специально изучать искусства. Сначала я хотел обратиться к театральному искусству и стать атером. Сам я родом из семьи архитекторов — мой двоюродный брат, мой родной брат, мой отец. То есть влияния, которые сформировали меня как режиссера это взаимодействия между моим изначальным интересом в искусстве, в частности, изобразительном искусстве. Мой опыт как актера, потому что я хотел стать актером. И еще, вот это взаимодействие с моей семьей архитекторов, поэтому аспекты пространства были для меня всегда интересны. То есть тогда, когда я начал заниматься режиссурой, все это вместе сошлось в фокусе. Вот почему для меня профессия режиссера имеет смысл.

Пол Браун: Я начну с самых сложных вещей, которые у меня были в театре. Я не хочу показаться… Все работы по своему сложны. Иногда вы делаете постановку для огромного количества публики — 1800 зрителей. А иногда вы занимаетесь созданием чего-то на пленке, когда вы не сможете уже ничего поменять. А иногда это вопросы культуры, когда вам приходят работать в Японии, или в Италии, или в России, что для меня было достаточно сложно, замечательно, но сложно. У каждой работы есть свои сложности. И они все должны заставлять нас отдаваться полностью. И они доводят вас до того, что вы в ванной плачете. Но это и есть то, что дает вам чувство того, что вы живете. Я соглашусь с Джонатаном по поводу того, что он сказал, про самый сложный опыт. Иногда создавая с Джонатаном театр на автобусных остановках или еще каких-то странных пространствах. И работая с Грэмом Виком, который несколько недель назад был здесь. Создавая театр в банках и на футбольных площадках. Самое страшное — это когда вы понимаете, что кто-то придет и увидит это. И я помню, как мы стояли и видели, как публика приходит, и это было замечательно, потому что когда у публики нет опыта прихода в это конкретное пространство, когда они приходят в новое пространство на выселках Лондона. И в каком-то смысле это было поле чудес — мы сами создали его и публика пришла. И это было замечательное событие, потому что театр может быть событием. Не что-то обыкновенное, не что-то повседневное, а что-то особенное.

Джонатан Кент: То, что сейчас говорит Пол — это центральный аспект того, что мы делаем. Это наша ответственность — это наша задача сделать событие. Большая опасность оперы и театра в том, что — это всегда часть какого-то учреждения, это просто что-то, куда мы периодически ходим, а чтобы создать что-то особенное, что-то новое, специальное, чтобы вытащить это из повседневной обыденной постановки театра, учитывая, конечно, всю красоту театральной сцены. Но это важно вытащить все это из обыкновенного, обыденного пространства. Это не значит, что любую новую театральную постановку нужно делать в каком-то новом пространстве на автобусной остановке, потому что тогда оно тоже станет слишком предсказуемым. Что нам нужно сделать, это использовать эту красоту великих театров

И делать маленькие взрывы, детонировать какой-то маленький художественный взрыв внутри художественной площади театра. Нам нужно удивить. Нам нужно обрадовать. Нам нужно удивить и вызвать на разговор публику. И это возможно сделать и в Мариинском театре и в любом другом пространстве, в магазине.

Пол Браун: Я не учился на театрального художника, и может быть это очевидно по моим работам. Но у меня было образование очень широкое, я вырос в то время, когда человека образовывали. Моя специальность была английская литература, но тогда образование было обо всем, поэтому у меня было очень широкое образование. Так что я не могу сказать, что выучился на театрального дизайнера — только мои ошибки меня учили. И в каком-то смысле на протяжении жизни вы будете понимать, как делать. И я не хочу сейчас как-то обидеть учителей, но во многом, особенно в искусстве в процессе, сталкиваясь с каким-то выбором, с каким-то вызовом вы учитесь. Я лично верю, что нет никакого правильного решения, правильного способа делать это. В каком-то смысле вы можете немного переучиться, выучиться слишком многому, потому что надо всегда иметь один глаз в книге, а другой глаз, направленным вокруг себя, потому что чтобы мы ни делали в театре — это всегда зеркало, направленное на мир. Это о том, как ведет себя человек. Это о том как понимать реальность, это не то, чему вы можете научиться в книжках.

Интервью со студенткой University of Kent из России

Привет, Зиля! Расскажи нам немного о себе (откуда ты, сколько тебе лет). Как так получилось что ты оказалась в Англии?

Привет! Мне 19 лет, родом я из Татарстана. Я всегда интересовалась английским языком, но не думала об обучении за границей. А точнее мне казалось, что это все жутко страшно и невозможно. Но съездив в Англию будучи десятиклассницей, я изменила свое мнение.

Я провела 3 недели в Брайтоне на языковых курсах, и то, что впечатлило меня больше всего – количество иностранных студентов в этом городе. Стояло лето, а значит, все университетские студенты дома, на каникулах. Но сколько там было людей разных национальностей! Кто-то приехал на неделю, кто-то на месяц. Кто-то учить язык, а кто-то по волонтерским программам. Все они жили в Англии, приспосабливались. Я тогда подумала: «Значит и я смогу».

В каком году ты поступала в Kent University? Был ли это твой первый выбор университета, или подавала еще куда то? Почему именно Kent University? Что привлекло тебя в этом университете?

Я поступила в 2013 году. Рассматривала множество университетов, но подала документы только в 2: Robert Gordon University и University of Kent.

Университетов великое множество! Но Кент приглянулся больше всех.
Во-первых, он хорош по отзывам и рейтингам, что общим, что предметным. А так как я знала, что именно хочу изучать (компьютерные науки), я целеноправленно смотрела рейтинги и читала форумы. Разумеется, есть множество других профилей обучения, в которых Кент считается одним из лучших, но меня интересовало конкретное направление.

Во-вторых, Кентербери – это просто город сказка! Графство Кент считается «садом Англии». Везде чистота, зелень, приятно посмотреть! Кентербери – небольшой город, и это делает его очень уютным. Я чувствую себя почти как дома. В то же время, в Кентербери есть все основные магазины и кафе, театр и кинотеатр. Кто-то мне сказал однажды, что наличие кафе Старбакс говорит о развитости города. Так вот, здесь оно есть. Так же очень много исторических мест. Кентербери – город прародитель английского христианства, так что здесь определенно есть что посмотреть. Еще один плюс – город располагается близко к Лондону, а значит и к аэропорту.

Как ты поступала в университет? Расскажи о своем опыте.

Мы с родителями решили, что я буду точно поступать, в декабре. Где-то в феврале мы уже подавали заявку. Чем раньше, тем лучше. Я пользовалась услугами агенства, но только на первых порах. Кент из тех университетов, которые предпочитают общаться напрямую. Люди в пункте приема документов всегда стараются помочь с любыми вопросами, так что нерешенных проблем не было.

Задать вопрос вузу